30 апреля – 1 мая

Последний день перед походом совершенно сумасшедший – работа, университет... Но впереди пять майских дней, когда мы будем далеко, и никто нас не найдет ;-). Я первый раз капитаном, немножко не по себе. Сказал всем, что время встречи в 20:00 – без запаса, опаздывать не стоит, но все поняли, что приехать надо пораньше, в результате мы все уже без пятнадцати восемь стояли у горячо любимого Ильича на Ленинградском вокзале. Первая боевая потеря, о которой стало известно задолго до начала похода, – это Сахун. Он, конечно, здорово помог мне добраться до вокзала с рюкзаком и байдаркой (еле уговорил его доехать на такси), но все-таки было бы значительно приятнее видеть его в походе.

Последний взгляд на грустного Сахуна на перроне, и поезд Москва-Боровичи набирает скорость. В поезде я сообщил основные параметры раскладки по алкогольной продукции, услышал удивленные возгласы, но сильно сопротивляться против литра водки в день никто не стал. Так как план был сложным, начали выполнять прямо в поезде, благо закуски домашней было море. После выпивки наступило сильно расслабленное состояние – народ засыпал в самых удивительных позах, хотя спать можно было совсем недолго, в 1:40 мы уже прибыли на станцию Березайка.

Отдельного абзаца заслуживает наша проводница, женщина суровая и деньгами не брезговавшая. Издалека завидев на вокзале силуэты людей с рюкзаками и байдарками, направлявшихся к ее вагону, эта женщина не растерялась, план в ее голове сложился – она дала нам подойти поближе, после чего тоном, не допускавшим никаких возражений, сообщила, что за багаж (за который она посчитала наши байдарки) следует заплатить, причем в кассу. Несколько ошарашенный таким откровенным отсутствием сочувствия к туристам, я даже не смог ничего сказать, но Сахун оказался на месте: старая капитанская закалка. Договорились быстро, перенесли кассу прямо в вагон.

Ну вот и станция Березайка. Быстро (кажется, на выброску полтамбура вещей потребовалось не более 15 секунд) спрыгнув на гравий, пересчитали приехавшие на том же поезде группы: их оказалось около пяти. Решили конкурентов обойти по дороге к реке, но это оказалось не так-то просто, так как освещенным было только пространство в небольшой окрестности платформы. Выбранное направление позволило в конце концов найти реку.

Реку... Хотелось увидеть обрыв, небольшой овраг, в котором, быстро журча, петляет Березайка, но не тут-то было. Необъятное черное пятно, располагавшееся по левую руку от нас около зданий какого-то завода, напоминавшее больше всего нефтяное пятно после крушения танкера, оказалось одним из заливчиков реки, в которую можно было бы в полной темноте просто войти, потому что по уровню она несильно отличалась от дороги, по которой мы шли. Успешно найдя большую поляну, на которой следовало к утру заняться стапелем, мы перетащили туда вещи. По дороге наткнулись на компанию местных, "культурно" отдыхавших на берегу, приняли мужественное решение не ставить палатки и пытаться уснуть так. Уснуть мне так и не удалось, холодало, жутко шумели проезжавшие поезда, делать нечего, вся теплая одежда на мне, а теплее не становится. И тут мы заметили свет около места, где остановилась другая группа, а также характерный звон железа. Та команда разделилась на две части: одна светила, другая собирала каркасы байдарок, все это происходит в два часа ночи. Посмеялись над ними, но как только стало достаточно светло, чтобы отличить первый шпангоут от шестого, мы и сами приступили к сборке байдарок (четыре часа ночи).

Никсон с Рыжом быстро собрали байдарку, состоявшую из рыжовского каркаса и никсоновской шкуры, после чего они очень творчески выбирали позицию для натягивания шкуры на фальшборта: байдарка ложилась на один бок, на другой, Рыж сверху, Никсон с пассатижами... Андрюха с Питом собирали новенького Свиря, что удавалось не с первой попытки: каркас никак не хотел входить в шкуру как надо, в результате количество "опусканий-подниманий" каркаса в шкуре превысило все разумные пределы – я насчитал около восьми. У меня с Колей Свирь тоже не хотел садиться ровно, но я решил, что не хочет, так не хочет, он уже в возрасте – имеет право на строптивый характер ;-)

Постепенно светлело, контуры берегов становились все более резкими, стало понятно, что место это не очень приглядное и лучше бы уже отсюда уходить. Перекусив остатками бутербродов из поезда, мы тронулись в путь. Березайка довольно резво бежала между заливными лугами и берегами с серой, прошлогодней травой, резвый бег компенсировало огромное количество поворотов, при этом все время на горизонте виднелся лес, в который Березайка никак не хотела зайти, ловко уворачиваясь от елок и сосен.

На реке мы встретили походника очень забавного вида: это был мужчина достаточно плотный комплекции, но путешествовал он в одиночку на желто-синем судне под названием "Кроха". Этот "кроха" все время обгонял нас на воде, но через несколько поворотов мы видели его отдыхающим или спящим на берегу, при этом он пытался найти свою группу, которая, по его мнению, отстала от него. Не знаю, нашел ли он своих, но шансов догнать себя он оставлял им совсем немного (разве что группа шла за ним на моторной лодке ;-).

После трех часов плавания желание спать пропало, гребки матросов стали увереннее, но обострилось дремавшее до этого чувство голода. Мы встали на стоянку, которая нам очень напомнила первую стоянку прошлогоднего весеннего похода по Шегринке. Съев изрядное количество консервов с хлебом, мы почувствовали резкое желание прилечь, закрыть глаза и... Но я понял, что еще чуть-чуть и мы останемся здесь до завтра, и разогнал несанкционированный привал.

Березайка стала петлять поменьше, берега стали более благообразными, течение замедлилось, ширина реки увеличились и мы выплыли в озеро Пирос. Здесь Андрюха (наш видеооператор) начал выполнять завет Сахуна – снять для него как можно больше деревень, а тут как раз на противоположном берегу село Рютино! Фраза из описания: "выход следует искать в юго-восточном берегу озера". Компаса с собой не было, но Никсон не зря яхтенный капитан – один взгляд на солнце, другой на часы, и Никсон безошибочно указывает направление на юго-восток. Так мы дошли до поселка Дачный, в котором раньше была маленькая ГЭС, а теперь осталась только плотина.

Заскучавшие от спокойной воды, мы начали искать возможность пройти плотину, но проходы были слишком узкими, а расстояние от воды до конструкций плотины над ней не позволяло пройти, гордо распрямив спину, так что мы решили, что это не для нас, и занялись обносом. Пока обносились, мы увидели то, что никто из нас до этого не видел так близко: за забором, на своем дачном участке хозяин вспахивал на лошади землю плугом. Само собой, этот сюжет тут же попал на пленку андрюхиными стараниями.

За плотиной мы впервые увидели катамаран с мачтой, украшенной флажками, и веселую женско-мужскую команду на нем. Они несколько раз поздравили нас с праздником (1 мая), исполнив обязательный ритуал приветствия при помощи свистка. Мы сразу же позавидовали им, не думающим о времени, в то время как у нас было всего пять дней.

Сразу за плотиной Березайка резво побежала в лесистых берегах, порой очень напоминая Шегринку. Изрядно уставшие и давно не спавшие, мы поплавали еще два с половиной часа и встали на стоянку за деревней Старое. Стоянку мы уже выбирали с точки зрения удобства использования крючьев для костра – рядом с костровищем обязательно должно было быть два крепких дерева, одно напротив другого. Тут оказалось только одно пригодное дерево и много совсем молодых, еще неокрепших для того, чтобы выдержать два кана, но искать другую стоянку мы уже не могли. Только мы успели поставить палатки, и начался дождь, который слегка испортил настроение, но он оказался единственным дождем за весь поход, так что природе можно это простить. Из новых походных "фишек" на этой же стоянке опробовали тент, очень пригодившийся во время дождя. Дальнейшие воспоминания очень смутные: поели, выпили; помню, как долго, с трудом развязывал шнурки на кедах, как Андрюха сказал, что "отрубимся" мы минут за пять, после чего замолчал, и я уже решил, что мы его уже "потеряли", но потом я и сам погрузился в счастливый, долгожданный сон.

2 мая

Проснулись мы последний раз по-походному – в семь часов. Именно в этот день я понял, что пройти маршрут такими темпами мы сможем быстрее, чем нужно, так что команду придется притормаживать, чтобы не оказаться в Боровичах на три дня раньше.

Замечательная быстрая река, небольшие, опрятные деревни по берегам, редкие перекатики – вот впечатления от реки на второго дня. Байдарки одна за другой проплывали мимо, реже катамараны, туристов даже слишком много. Встали на перекус на берегу, где когда-то делали баню – остались аккуратно сложенные камни, откуда-то взятый песок на берегу и даже мостки для более комфортного погружения в прохладную воду. Перекусили, и Рыж, который страшно хотел искупаться, "совратил" Андрюху на отчаянный поступок. Проплывавшие туристы оказались очень озадаченными: два человека в гидрокостюмах, дико кричавшие, когда вода пересекала линию детородного органа, заходят в воду, а потом еще пытаются плавать. Единственная версия, которую смогли придумать зрители, была: "Вы что, байдарку утопили?" Этот вопрос вызвал у купающихся истерику, что еще больше озадачило так и не понявших кайфа от майского купания туристов.

Плыли мы в тот день очень лениво, скорее сплавляясь, создавая из наших байдарок тримаран, на котором оказалось очень удобно перекусывать печеньем, болтать и вообще ничего не делать. Производить аварийную расстыковку приходилось только при опасном приближении слабо управляемого тримарана к берегам.

Стоянку мы выбрали хорошую, правильную: и деревья у костра, и специальные деревья, чтобы тент натянуть (а зачем нам тент, если на небе ни облачка?). Кстати, по поводу солнца: команда начинала его потихоньку ненавидеть, самые нежные уже обгорели и приобрели приятный розоватый оттенок, соответствующий первой степени готовности поджариваемого куска мяса.

Так как времени было много, спать не хотелось, обустраивались мы основательно. Никсон позвал Андрюху дотащить дерево, которое было "совсем рядом"; ушли они надолго, минут на двадцать, из леса не раздавалось ни единого звука, но вот между деревьев показался ствол дерева-жертвы, а за ним и наши лесорубы. Андрюху поразило лишь то, каким образом Никсон нашел это одиноко стоящее в лесу сухое дерево и безошибочно привел его к месту (настоящий дровосек!). Рыж решил обустроить родник неподалеку и принялся выстругивать из деревянной палки желобок, приговаривая, что все равно вместо желобка получится фаллоимитатор. Желобок, немного земляных работ – и родник получился отличный, только вода в нем все равно была с каким-то странным привкусом.

По настроению команды я понял, что именно сегодня удастся выполнить план по водке. Рыж попытался сорвать план, достав бутылку хорошего портвейна (само собой, неучтенного в раскладке), но, выпив портвейн, мы приступили к основной части и выполнили ее (ура!), правда первый и последний раз за весь поход. Никсон сильно повеселел, за что расплатился сильным утренним похмельем.

3 мая

Встали мы на час позже, чем в предыдущий день, счастливые, довольные... Светило солнце, с гидры испарялись последние капли влаги; гидра висела, готовая окружить тело хозяина заботливым мокрым теплом. По реке начали проходить самые ранние байдарочники. В тот день мы прощались с Березайкой, отправляясь на покорение Мсты.

Уже через полчаса плавания Березайка встретила нас первым серьезным проходимым препятствием – разрушенной плотиной около деревни Тугановичи. И тут я решил поразгилдяйствовать – отправил всех смотреть плотину, а сам остался сторожить байдарки. Разведывательная экспедиция вернулась, сказав, что все проходимо, наш оператор (Андрюха) пристроился на берегу для съемок. Первыми пошли мы с Колей, и прошли ровно по центру слива, а Андрюха с Никсоном, видевшие плотину, задели за левый камень. Стоит ли из этого делать вывод, что препятствия не надо осматривать? Боюсь, что просто дуракам везет ;-).

Березайка весело пробежала мимо Тугановичей, пролетела мимо Березовского рядка в пороге, который в высокую воду слабо тянул на звание перекатика и... Мы выплыли во Мсту, да, это была та самая широкая, с высокими берегами Мста. Но из чего она в том месте образуется? Березайка приличная река, но не такая большая, она впадает во Мсту, и мы долго искали то, во что же она впадает, нашли лишь небольшой приток среди травы, который и нарекли Мстой. В этот момент и возник самый главный вопрос похода: впадает ли Березайка в Мсту или Мста впадает в Березайку? Ответить на этот вопрос времени уже не было, потому что быстрое течение уносило нас дальше и дальше...

Увидев на берегу группу отдыхающих туристов, мы поняли, что пришла пора их пошокировать (предыдущий эксперимент с "поиском утонувшей байдарки" мы посчитали недостаточным). В предварительно опустошенную на стоянке бутылку перцовки был налит чай, по цвету напоминавший первого обитателя бутылки. Достав "перцовку", мы начали пить ее из горла, криками привлекая внимание зрителей, а для большей правдоподобности даже закусывали ее печеньем. Реакция зрителей так и осталась тайной (течение опять унесло нас за поворот).

Мста текла уже более целенаправленно, чем Березайка, поворотов меньше, да они и менее крутые. Правда, выбор траектории движения стал уже довольно ответственным делом – расстояние между берегами было слишком большим. Через некоторое время мы доплыли до деревень Большие и Малые Семерицы, раскинувшихся на двух берегах Мсты и соединенных друг с другом подвесным мостом. Около моста мы и решили встать на привал, посчитав, что мост близок к культурно-продовольственному центру деревень. Матросы пошли за провиантом, а Никсон принялся штурмовать металлические тросы, удерживающие мост от раскачивания. На руках в "висячем" состоянии он продержался недолго, а пройтись по тросу на ногах не решился, слава Богу!

Матросы вернулись с пивом и печеньем, и тут же легкой трусцой к нашей группе, расположившейся на берегу, направился местный пес. Обнюхав и осмотрев нашу провизию, пес понял, что печенье вкусное и здесь стоит задержаться. Постепенно подбирался он, искал "слабое звено", которое не выдержит и не сможет не поделиться с ним печеньем. В моем лице он это самое звено он и обрел, со временем же пес осмелел и подбирался все ближе и ближе. Мы уже начали строить планы, как мы его возьмем с собой, в чьей палатке он будет спать, но, хорошо покушав печенья, пес быстро смекнул, что еда закончилась, и побежал дальше, а мы продолжили плавание. (В деревне Коля купил пакетик гвоздики. Зачем она понадобилась, мы узнали только в конце дня).

Леса на берегах почти не было, и плыть было довольно скучно, хотя плыли мы быстро. Около впадения Увери мы встретили, наверное, самую необычную группу на реке: огромным танком рядом с обгоняющими его байдарками казался плот, оккупировавший середину реки. Народ на плоту шел явно веселый, они никуда не спешили – когда мы проплывали, они как раз растапливали самовар. Еще на плоту была настоящая пушка, правда совсем небольшая. Плот был слабоуправляемый, мы однажды видели маневр "пристать к берегу" в их исполнении: эта операция заняла 15 минут, пока плот с середины реки перебирался поближе к берегу. Несмотря на то, что шли они медленно, к вечеру им каким-то образом удавалось нас догнать.

Сразу за впадением Увери, около деревни Полоное мы встали на перекус. Место было не супер, мы оказались в довольно-таки оживленном месте: жители деревни переправлялись с совершенно ненаселенного берега, на котором мы и остановились, к своим домам, расположенным на другом берегу. При этом они использовали искусно припрятанные плавсредства, некоторые из которых даже заслуживали того, чтобы называться лодками. Наскоро перекусив, мы отправились дальше. По дороге большая часть группы сильно отстала, возомнив себя пожарными (они решили потушить слабо тлевшую у берега траву).

Дальше нас ждало одно из самых больших разочарований в лоции, которую я выбрал для похода. В лоции было написано, что сразу за поселком Большой Чернец начинается совершенно изумительный сосновый бор, именно в котором я, наивный, и наметил стоянку. Однако мы уже заплыли за этот самый Чернец, а бора все нет, время позднее, берега крутые, даже пристать особо негде. Доплыв до какого-то острова на реке, мы начинали очень активно искать место для стоянки. Попытки вылезти на берег иногда заканчивались чрезвычайно опасными ситуациями. Я попытался вылезти посмотреть стоянку, берег был почти отвесный; ухватившись за дерево, я и не подозревал, что оно только этого и ждало, и тут же сломалось. В полете мне как-то удалось зацепиться и все-таки направить свое тело в байдарку. Неудачно осмотрев очередную стоянку, мы уже видели следующее место, которое, конечно же, располагалось на противоположном берегу, после чего мы весело форсировали не только широкую, но в этом месте и очень быструю реку, и опять место оказывалось хорошим, но стоянка располагалась на 50-метровой высоте, на которую карабкаться с вещами уже не хотелось. Наконец мы нашли не очень высокий берег, свободный от леса, забрались туда, ... и увидели, что буквально в 30 метрах от нас уже стоит какая-то группа. Поинтересовавшись из вежливости (плыть куда-то еще уже не хотелось) у представителей группы конкурентов, не очень ли мы им помешаем, мы занялись обустройством стоянки.

Приходя на стоянку, большая часть команды исполняла ритуал снимания гидрокостюма; освобождение тела от столь полезной, но чрезвычайно обременительной одежды приносит величайшее наслаждение. Рыж развил традицию еще дальше: после снимания гидры он "чесал яйца", и его капитан, Никсон, настоял на том, чтобы этот момент был запечатлен на камеру. Снимая эти кадры, близкие к порнографическим, Андрюха проявил чудеса операторского искусства: ему удалось найти такую траекторию движения камеры, при которой на пленке не оказалось ни одного кадра, который мог бы быть отброшен даже самой строгой цензурой. Решив уже, что все вышло как можно лучше, Андрюха, поворачиваясь, делал панорамную съемку нашей стоянки, и тут я подложил ему свинью: когда камера приблизилась ко мне, я успел быстро скинуть гидру и посветить в камеру голой задницей, после чего Андрюха тут же выключил камеру со словами: "Как же мне надоело снимать голых мужиков!"

Тем временем Коля, не обремененный ношением гидрокостюма, достал сюрприз – 3-х литровую пластиковую бутылку с вином, закупленную в деревне гвоздику и откуда-то появившиеся яблоко. Коля принялся колдовать над каном, и вот уже кан висит над костром и там готовится глинтвейн. И почему-то именно в этот день ужин никак не хотел приготовиться – вода не закипала, костер гас, а глинтвейн тем временем приближался к состоянию готовности. В результате, напившись глинтвейна до еды, мы потеряли возможность легко передвигаться, после чего все, наконец-то поев, расползлись по палаткам.

4 мая

Ну вот и наступил самый ответственный день похода: до Жадино рукой подать, а с Жадинского порога начинаются все Мстинские пороги, не заканчивающиеся вплоть до Боровичей. Начинался этот день не совсем по-спортивному: мы с Никсоном проснулись опухшие, долго умывались, лечились остатками глинтвейна, который в холодном состоянии больше напоминал сок несмотря на то, что вчера в него была добавлена водка для укрепления. Подлечившись и подкрепившись, мы отправились в последний длинный переход нашего похода.

Мста, в этих местах еще более широкая (все шире и шире...), напоминала больше аэродинамическую трубу, длинные прямые отрезки реки создавали идеальные условия для ветра, который дул что было сил. В результате я умылся еще раз, теперь уже водой с весел матроса. Жадинский порог нас никак не впечатлил, и мы поняли, что воды в Мсте еще слишком много и большинство препятствий скрыто под водой.

Вот показались строения Опеченского посада, внутри города берега Мсты оделись некторым подобием набережной, сложенной из камней. Я почему-то решил, что пороги должны начаться сразу в конце города, поэтому мы пристали к берегу, устроили перекус и разведку, которая показала, что до порогов еще далеко. Вскоре мы доплыли до деревни Порог, за который и начинался Малый опеченский порог. Мы поступили по всем правилам хорошего походника: пристали к мосткам у берега, оставили матросов сторожить байдарки и капитанским отрядом отправились на осмотр порога. Обнаружив у правого берега в пороге совершенно чистый проход, мы тут же потеряли к этому проходу интерес, и принялись изучать плиту под левым берегом. Под левым берегом был всего один чистый проход, плохо заметный с воды, но постепенно все капитаны один за другим приняли решение идти именно там. Возвращаясь обратно, мы увидели группу, разгружавшую байдарки и обносившую вещи по берегу, и усомнились в собственных силах, но сомнение было недолгим. Андрюха же повис на дереве над порогом, приготовившись к съемке.

Началось! Мы прошли начало Малого порога без проблем, пристали к берегу для дальнейшего осмотра, но поняли, что осмотр бесполезен – серьезных препятствий никаких, а порог продолжается, сколько хватает глаз. Мы с Колей уже вышли из Малого порога, а мой матрос не упел еще побывать ни в одной бочке. Небольшой плес, который предстал перед нашими глазами, был по берегам весь усеян туристами, сам берег утыкан байдарками и катамаранами – Вавилонское столпотворение, не меньше! Приставать было негде, и мы пошли дальше, вошли в Большой порог, сами того не подозревая. Проход по центру не представлял никакой сложности кроме постоянной необходимости уворачиваться от каякеров, катавшихся на валах и время от времени внезапно выскакивавших прямо под носом байдарки. После поворота я увидел подземную речку Панеретку, стекавшую со скалы и понял, что мы прошли Большой порог. После этого я спросил Колю, хочет ли он в бочку, а он ответил в том смысле, что он не знает что это, и предложил мне решить этот вопрос. Ну что же, я направил нос в ближайшую бочку, сказал матросу греби вперед, и вот мы нырнули, вышли – матрос мокрый, значит все прошло успешно. Пристав вскоре к берегу, мы оставили матросов, у которых не было гидр, сушиться на солнышке, а сами отправились на осмотр порога Лестница.

Теперь уже вопрос о безопасном прохождении порога не стоял, мы выбирали в какую бочку из двух на входе в порог мы войдем. Мне больше понравилась бочка у правого берега, а Никсону две у левого. Вернувшись к слегка просохшим матросам и объявив им, что можно уже не сушиться, мы отправились на покорение бочек. В Лестнице я чуть было не повторил опыт оверкиля в Падуне на Умбе: бочка, которую я выбрал, имела треугольную форму, и я не смог попасть в вершину этого треугольника и выскочил на косой вал бочки, но мне удалось повернуть байдарку в вал, и мы успешно, залитые оба водой, вышли из бочки.

После перекуса мы подошли к порогу Егла. Первым признаком подвоха было скопление народа на берегу, которые бросили свои дела и смотрели на нас. Провода, тянувшиеся через реку с одно берега на другой, казались далекими, и я занялся изучением первого слива Еглы. Внезапно Коля крикнул: "Провода!", и я увидел те же самые провода, но уже над носом байдарки, примерно на уровне шеи, мы успели пригнуться, и меня посетила удивительная мысль: проводит моя каска электрический ток или нет? Выбранный нами с наплыва участок слива оказался самым опасным: сразу за ним была мощная бочка, но все экипажи прошли ее успешно. Еще поболтавшись на валах, мы приступили к поиску стоянки.

Все стоянки были уже плохими, потому что вплоть до самых Боровичей берега Мсты достаточно плотно заселены. Мы выбрали на первый взгляд необитаемый берег напротив деревни Путилино. Никсон тут же обнаружил змей, но никому другому их увидеть не посчастливилось (может быть просто повезло ;-). На этой стоянке нашие заскучавшие сотовые поймали сеть, и мы получили шанс связаться с родными. Как только мы вытащили вещи, нашим взглядам предстал мужичок, неспешной походкой направлявшийся вдоль берега. Как мы узнали позже, мужичка звали дядя Коля.

Дядя Коля был худощав, в синей рубашке и ботинках. Поприветствовав его, мы решили, что на этом общение закончится, но не тут-то было! Дядя Коля оценил ситуацию: вещи еще только вытащили из байдарок, народ не переоделся, костер не разведен – рано еще, одним словом, и решил продолжить свой путь по берегу в поисках туристов, предварительно покурив с нами и пообещав вернуться. И действительно, только мы приготовили картофельное пюре с рыбой и достали водку – нашим взглядам предстал шагавший по берегу знакомый силуэт. Так как общество дяди Коли с трудом можно было назвать приятным, я решил применить тактику спаивания. Наливал я ему по полкружки водки, в то время как всем остальным на донышке, но это слабо помогало: дядя Коля пил, курил, ничего не ел, но захмелел совсем чуть-чуть и не хотел уходить. Через некоторое время я почувствовал первые признаки приближавшейся болезни (окончательно она меня свалила уже в Москве) и решил отправиться в палатку на сон грядущий. Скоро я услышал треск ломавшихся сучьев – это дядя Коля пошел за дровами, народ его поблагодарил и сказал, что на утро нам дров уже будет достаточно, но нашего добровольного лесоруба было уже не остановить, потому что костер он хотел развести именно вечером, его нисколько не заботил наш завтрак. Разведя костер, дядя Коля разговор продолжил, основными темами были: впереди порог, который лучше проходить справа; в армии лучше держаться всем вместе, землякам проще; как отличить ужа от гадюки и как убить последнюю и так далее. При этом рассказчик часто возвращался к одним и тем же темам, пересказывая некоторые истории по несколько раз.

Когда костер разгорелся, дядя Коля заметил мое отсутствие, и я услышал его крик: сначала "Командир, выходи! Головешку в палатку кину!", затем в меня уже летели уже воображаемые гранаты и другие снаряды. Поняв, что обстановка накаляется, я вылез обратно к костру. Дядя Коля круто захмелел, но не сдавался и продолжал рассказывать о прелестях прохождения порога у правого берега. Потом его тезка, наш Коля, подхватил дядю Колю и каким-то образом уговорил его начать двигаться в сторону деревни. Договорились мы встретиться на следующий день в 12:00, чтобы пойти за "пивком".

5 мая

Этот, последний водный день нашего похода начинался очень лениво: проснулись мы рано, но выходить нам надо было бы попозже, так как до Боровичей оставалось два часа хода, а поезд в Москву уходил поздно ночью. Вышло солнышко и начало бесжалостно на нас светить, после чего мы нагишом по очереди совершили купание в ледяной воде Мсты, Рыж же одел гидру, спас и, привязанный на веревочке, полоскался в воде минут десять. Побоявшись возвращения дяди Коли, мы снялись со стоянки вскоре после двенадцати. Мста не прекращала образовывать порожистые участки до самых Боровичей, оставляя о себе самое приятное впечатление.

Приплыв в Боровичи, мы высушили вещи, отправили разведывательную экспедицию на поиски вокзала, а потом сами двинулись в путь по переносу вещей до возкала. На вокзале нерасторопные туристы задавали вопрос: "У вас есть билеты на поезд?" И, услышав утвердительный ответ, страшно расстраивались и шли горевать дальше (электрички из Боровичей отменили). Пока перетаскивали вещи, успели съесть шаверму в самом главном гастрономе Боровичей, который, как и все достойные заведения города, принадлежал Боровичскому комбинату огнеупоров. Когда уже все вещи стояли на вокзале, жизнь в магазинах Боровичей замерла, и купить какой-нибудь еды оказалось делом совершенно невозможным. И тогда мы отправились в круглосуточно работавшее кафе, в котором к вечеру появились боровичские "пацаны", а цены в котором, "несмотря на" обслуживание и вкусную еду, соответствали нашей московской столовой.

Поезд был наполнен туристами до верху, к тому же на обратный путь нам досталась та же самая проводница (женщина суровая и деньгами не брезговавшая), что сопровождала нас на пути туда. С небольшими приключениями, но мы все таки отправились в путь.

6 мая

Москва. Поход окончен. Жалко? Впереди следующий!